– Бедная моя, – поднявшись со стула, Татьяна походит ко мне со спины и обнимает за плечи, оказывая поддержку, – а родственники где были?

– Да не было никого, Тань, – глотаю ироничный смешок, – мама детдомовская, как и я. Это судьба.

Таня обнимает сильнее.

– Отца не пробовала найти?

– Нет. У меня ничего нет. Только вот эта фотография, – киваю на пожелтевшей снимок.

– Погоди, – забрав со стола фотографию, Таня вертит её в руках, рассматривая со всех сторон, – здесь на обратной стороне написано год и город есть, а вот эти циферки… Смотри, это номер воинской части.

– И что? Я даже фамилии его не знаю. Кого искать? Какой запрос писать в архив?

– А твоя девичья фамилия – это фамилия матери, да?

– Наверное, да. Мама не была замужем, насколько я знаю.

– Так, я, конечно, ничего ещё не обещаю, но думаю, есть человек, который может помочь найти твоего отца.

– Сомневаюсь.

– А ты не сомневайся! Надо попробовать.

– Тебя Макаров сразу пошлёт. Это гиблое дело, только зря время потратите.

– А кто сказал, что я поручу это дело мужу, хм? – вздёргивает бровью. – Я Игорюшу попрошу. Ради тебя он точно не откажет.

– Ну уж нет! Дай сюда снимок и не смей ни о чём его просить.

– Угу, уже разбежалась, – прячет фотографию в свою сумочку, – Нат, как сказал Конфуций, лучше жалеть о том, что сделал, чем жалеть о том, чего не сделал. Мы попытаемся найти твоего отца и точка!

С самого утра я вся на иголках. Проверила все сумки и документы, но ощущение, что что-то забыла, всё равно не покидает ни на секунду. Возможно, это просто паника. Я впервые в жизни расстанусь с дочкой на такой долгий срок. Двадцать один день – это много? Конечно же, нет. Но для меня – целая вечность.

И когда я уже готова разорвать на мелкие кусочки путёвку в лагерь, потому что схожу с ума уже сейчас, Лиза берёт меня за руку и отводит к дивану. Гладит мои волосы своей маленькой ладошкой, улыбается. В её глазах столько радости сияет, что меня колет острой иглой в самое сердце. Она действительно хочет в этот детский лагерь, потому что там: “а” – весело, “б” – интересно, “в” – много новых друзей, “г” – оздоровление на свежем воздухе… Можно перечислить весь алфавит на самом деле, только легче мне от этого не становится.

– Мамочка, всё хорошо будет. Ты зря волнуешься. Я же у тебя совсем большая, помнишь?

– Большая, принцесса, – улыбаюсь, – но волноваться я всё равно не перестану. Вдруг тебе там не понравится, а меня не будет рядом?

– А я тебе позвоню, если мне что-то не понравится. Но этого не будет, – обняв меня за плечи, тянется к щеке, чтобы звонко чмокнуть, – потому что все мои друзья уже были в лагере и все сказали, что там классно.

– Ах, Лиза… Звони мне. Каждый день звони, хорошо?

– Обязательно, мамочка.

Время уже поджимает и сколько бы мы тут с дочкой ни просидели на диване, момент отъезда никто не отменял. И я стараюсь не показывать Лизе свой страх. Она такая умница у меня, в её словах больше уверенности и спокойствия, чем у меня самой.

– Ну всё, поехали, куколка.

Из дома выходим почти без опозданий, а затем, когда едем по трассе, Лиза просит прибавить звук в акустических колонках и всю дорогу подпевает под последние хиты лета.

Будто отрывая от себя большую часть сердца, провожаю Лизу в отряд. Воспитатель, которая нас встретила, кажется очень милой. Она располагает к себе дружелюбной улыбкой и приятным тембром голосом. С виду ей лет под пятьдесят, в хорошей физической форме. Лиза сразу находит с ней общий язык, отчего меня ненадолго отпускает, пока не наступает момент прощаться.

Не позволив себе даже проронить слезу, обнимаю дочку.

– Будь умницей, принцесса. Ни с кем не дерись, слушайся воспитателя и вожатого… В случай чего я всё равно обо всём узнаю, – даю последние напутствия.

– Я люблю тебя, мамочка. Всё будет хорошо. Приедешь ко мне через неделю и всё увидишь сама.

– Конечно, приеду, – одинокая слезинка всё-таки скатывается по щеке, но я незаметно вытираю её указательным пальцем.

Лиза уходит в отряд, а я ещё долго смотрю ей вслед, пока оранжевая футболка не скрывается в деревянном домике.

Возвратившись в машину, сижу за рулём. Зажатая между пальцами сигарета немного вибрирует. Затягиваюсь дымом, ощущая в груди огромную дыру.

И как я буду без Лизы? Как смогу прожить эти три недели, длиною в целую вечность?

Собравшись с духом, приказываю себе отбросить все сомнения и наконец-то запустить двигатель, а затем – выжать сцепление, включить первую передачу, добавить немного “газа” и тронуться вперёд. Я проделывала это уже бог знает сколько раз, но сейчас чувствую себя будто в учебной машине, как обезьяна с гранатой.

По дороге выкуриваю ещё парочку сигарет, от которых уже начинает тошнить. Надо бросать эту гадость, да. Мой фитнес-тренер постоянно ругает за никотин и я согласна с ним абсолютно. А потому твёрдо намереваюсь завязать с этой пагубной привычкой, но каждый раз моей силы воли хватает только на один день.

Слежу за дорогой, но каким-то чудом умудряюсь наехать на яму, после которой машину уводит вправо, а скорость снижается сама по себе. Я не паникую, нет. Но руки и ноги всё равно трясутся, потому что я за городом, потому что ни черта не соображаю в автомобилях. В автошколе учат как только управлять ими, так что за обслуживанием я всегда обращаюсь в сервисный центр.

Настроение молниеносным полётом близится к самому дну. Колесо пробито, диск погнут. Хороший я водитель, ничего не скажешь!

Топнув ногой от злости, плетусь к багажнику. Смотрю на запасное колесо и домкрат. В теории, в принципе, знаю, как работают эти две штуки. Вроде бы ничего сложного, на первый взгляд. Но когда подхожу к пробитому колесу, то моя уверенность разлетается в щепки. А как болты эти открутить, да и чем? Нужен какой-то ключ, наверное.

Снова возвращаюсь к багажнику, а там… Господи, ну почему я родилась женщиной? В голове не укладывается, как пользоваться всеми этими инструментами. Они, вроде бы, у меня есть… Но фактически нафиг не нужны.

Пока я нервно мечусь от багажника к пробитому колесу, какой-то неравнодушный автомобилист решается помочь бедной женщине. Машина аккуратно съезжает на обочину, и я тактично отворачиваюсь, чтобы моя довольная улыбка до ушей не была поймана случайным “суперменом”.

И хоть на трассе достаточно шумно из-за проезжающих мимо машин, приближающиеся шаги мужчины всё равно слышно. А ещё я ловлю боковым зрением чёрные джинсы и тёмные кроссовки. Сердце почему-то ускоряет свой ритм. Я только успеваю подумать об этом, как древесный запах мужского одеколона окутывает своим ароматом, вызывая во мне дежавю.

Ну нет…

Или же, да?

– Привет, какие-то проблемы? – спрашивает “супермен”, останавливаясь напротив пробитого колеса в моей машине.

Выпрямляю спину, вытягиваясь, как струна. Руки на груди скрещиваю, а в сторону “супермена” даже смотреть не хочу.

Это ж надо было встретить бывшего мужа за городом, на трассе?! И среди сотни встречных машин первым остановился именно он!

От злого рока судьбы хочется истерически засмеяться. Но вместо этого во мне просыпается какая-то херня и я пытаюсь корчить из себя сильную, независимую женщину, хоть далеко и не феминистка.

– Никаких проблем, – строго отрезаю.

– Ага, да. Поэтому ты стоишь на трассе с пробитым колесом, – ухмыляется Радмир, наглый весь такой, даже поза, в которой он сейчас застыл, выглядит так, будто он – царь всей земли и снизошёл с небес к своим подданным лишь позлорадствовать.

– Свежим воздухом дышу. В городе такого нет, ну ты понимаешь.

– Угу, – снова ухмыляется, скашивая взгляд в мою сторону, от которого хочется убежать и спрятаться в ближайшей лесополосе. – Запаска есть?

– Для тебя “нет”.

– Наташ, – разворачивается ко мне лицом и теперь смотрит прямо мне в глаза, – я помочь хочу. Давай без заскоков, ладно?

Его хамоватый тон меня цепляет. От злости сжимаю пальцы в кулаки, да так сильно, что длинные ногти впиваются в ладони. И пока я соображаю, как по-быстрому отбрить Радмира, он уходит к багажнику и через минуту возвращается с тем барахлом, на которое я буквально недавно смотрела сама, но не знала, что с ним делать.